— Я просто делаю, что велят. — В голосе сестры слышался холодок. — Ты сама скоро поймешь.

Закрыв глаза, я наслаждалась чудным ощущением — мыльная пена смывает грязь с ног. Но в словах сестры звучали предостерегающие нотки.

— Кто велит?

— Дядя. Отец.

— Что велят?

— Нужно, чтобы король думал о тебе, не забывал про тебя. Чтобы ты была у него на глазах.

— Ну да, конечно.

— Если этого мало, буду флиртовать с ним сама.

Я выпрямилась и начала вслушиваться:

— Дядя велел тебе флиртовать с королем?

Анна кивнула.

— Когда он тебе это сказал? Где?

— Он приезжал в Гевер.

— Поехал в Гевер среди зимы, только чтобы приказать тебе флиртовать с королем?

Она кивнула без тени улыбки.

— Бога ради, разве он не знал, что ты и так будешь флиртовать? Это для тебя не труднее, чем дышать.

Анна невольно рассмеялась:

— Ясное дело, нет. Он приезжал объяснить, что наша главная цель, твоя и моя, увериться — если король захочет найти себе развлечение, пока ты не оправишься от родов, то не под юбкой у девчонки из семейства Сеймур.

— И как, интересно знать, я смогу его остановить? Половину времени мне придется провести в одиночестве.

— Правильно. Придется мне.

Сразу же вернулись детские опасения.

— А если ты понравишься ему больше?

— Ну и что? Я тоже Болейн, — ядовито улыбнулась сестрица.

— Это дядя Говард так сказал? А обо мне он подумал — подстрекать сестру флиртовать с отцом моего ребенка, пока я рожаю.

— Именно так. О тебе он совершенно не думает, — кивнула Анна.

— Не хочу, чтобы ты возвращалась ко двору в качестве моей соперницы.

— Я и так твоя соперница, с самого рождения, — сказала Анна просто. — А ты моя. Мы же сестры.

Она все исполнила блестяще, никто ничего не заподозрил. Играла с королем в карты, да так хорошо, что теряла не больше одного-двух очков. Она пела песни его сочинения, предпочитая их песням всех остальных. Поощряла сэра Томаса Уайетта и еще десяток мужчин тесниться вокруг нее, пусть король привыкнет считать Анну самой соблазнительной женщиной при дворе. Куда бы она ни шла, вокруг нее не смолкали смех, болтовня и музыка — а ведь двор всегда жаждал развлечений. Долгими зимними вечерами главная обязанность придворных — не давать королю скучать, и в этом с Анной не мог сравниться никто. Только Анна могла весь день напролет оставаться обворожительной, привлекательной, очаровательной — и совершенно естественной.

Генрих садился рядом со мной и Анной, называл себя чертополохом меж двух прекрасных роз, сорняком меж спелых пшеничных колосьев. Обняв меня за талию, любовался ее танцем и заглядывал в ноты у меня на коленях, когда она пела. Он ставил на меня, если я играла против нее. Внимательно наблюдал, как она перекладывает лучшие куски мяса из своей тарелки в мою. Анна вела себя как нежнейшая сестра, невозможно быть заботливее и внимательнее.

— Ты низкая тварь, — заявила я однажды вечером. Анна, сидя перед зеркалом, расчесала волосы и теперь заплетала толстую косу.

— Знаю. — Она продолжала самодовольно рассматривать свое отражение, но тут раздался стук, и Георг сунул голову в дверь:

— Можно?

— Входи, — отозвалась Анна, — только дверь закрой, в коридоре сквозняк.

Брат послушно закрыл дверь и наклонил кувшин вина в нашу сторону.

— Кто-нибудь выпьет со мной? Миледи Плодоношение или Миледи Весна?

— Я думала, вы с сэром Томасом отправились по бабам, — заметила Анна. — Он говорил, что собирается кутнуть сегодня.

— Король задержал меня. Хотел поговорить о тебе.

— Обо мне? — Анна вдруг насторожилась.

— Хотел знать, как ты отнесешься к приглашению.

Сама не сознавая, что делаю, я вцепилась ногтями в алый шелк простыни.

— Что за приглашение?

— В постель.

— И что ты ответил? — торопила Анна.

— Как приказано. Ты — девственница и гордость семьи. О постели до свадьбы и речи быть не может. Ни с кем на свете.

— А он?

— Ох.

— И это все? — Я требовала ответа. — Просто сказал: «Ох»?

— Да. И отправился вниз по реке к шлюхам, вслед за лодкой сэра Томаса. Ты обратила его в бегство, Анна.

Она приподняла край ночной сорочки и улеглась в постель. Георг взглядом знатока окинул ее обнаженные ноги:

— Очень мило смотришься.

— Не сомневаюсь, — ответила она самодовольно.

Я отправилась в родильный покой в середине января, и мне не полагалось знать, что происходит снаружи, пока я заперта в темноте и тишине. Говорили — был турнир и Генрих носил под плащом залог, который дала ему не я. Девиз на щите «Провозглашаю — не смею» озадачил добрую половину придворных, полагавших, это дань восхищения мне. Странно только — мне не увидеть ни турнира, ни девиза, запертой в полумраке родильного покоя, где нет ни придворных, ни музыкантов, и только толпа старух, потягивающих эль, ждет своего — а на самом деле моего — часа.

Некоторые полагали — моя звезда высоко взошла и девиз означает, что недалеко и до признания сына и наследника. Лишь очень немногие догадались перевести взгляд с короля, сражающегося под двусмысленным обещанием, начертанным на щите, на мою сестрицу — сидит себе подле королевы, глаз не сводит со всадников, на губах легчайшая улыбка, в повороте головы едва заметный вызов.

Она зашла ко мне вечером и сразу же начала жаловаться на духоту и темноту в комнате.

— Сама знаю, — коротко ответила я. — Говорят, так надо.

— Почему ты это терпишь?

— Подумай хорошенько, — посоветовала я. — Предположим, я добьюсь, чтобы подняли занавески и открыли окна, а потом потеряю ребенка или он родится мертвым, представляешь, что скажет наша матушка. Даже гнев короля по сравнению с этим ничто.

Анна кивнула:

— Не можешь позволить себе сделать неверный шаг.

— Быть возлюбленной короля — не только удовольствие.

— Он хочет меня. Он почти готов признаться.

— Придется отступить, если у меня будет мальчик, — предупредила я.

— Знаю. Но если будет девочка, мне могут приказать двигаться дальше.

Устав спорить, я откинулась на подушки:

— Двигайся куда хочешь, мне все равно.

Она глянула на мой округлившийся живот с любопытством и отвращением:

— Какая же ты огромная. Барку в твою честь называть, а не боевой корабль.